Порождения эпохи мертвых - Страница 49

И все же Иннокентий упал. Зацепившись ногой за спутанные пучки пожухлой прошлогодней травы, он упал, вляпавшись всем телом в вонючую жижу. Встать он уже не успел. Работорговец, обдирая пальцы, впивался руками в расползающуюся мерзость, покрытую прошлогодней травой, и тащил себя в спасительную холодную воду. Он уже не кричал, даже страха внутри не было. Только бескомпромиссная жажда жизни, оставляющая далеко за собой жалкую человеческую логику и трусливую психологию.

Руки уже скребли по дну, а разинутый рот во время вдоха заливало водой, когда серповидные когти морфа пропороли икру чуть ниже колена, рассекая мышцы и сухожилия. Разорванные сосуды выбросили в холодную воду струйки крови, расходящиеся мутными розовыми облачками. Тяжёлое тело морфа придавило ноги хедхантера ко дну. Кощей полностью ушёл под воду, силясь схватить зубами последний глоток воздуха.

Перед глазами понеслись отрывисто и путано картинки из собственной непутёвой жизни. Сразу стало всё тускло и безразлично. Казалось, что выключилась та неуёмная жажда жизни, которая тащила его сюда сквозь гнилое перекрытие, две крыши, длинный коридор, бешеного старика и, распростёртое на колючей проволоке, тело убитого им мальчика. Та жажда жизни, которая заставляла его лезть в ледяную воду, а потом через силу возвращаться от, заросшего камышами, противоположного берега к этому месту.

Тело сдалось легко и сразу. Мышцы расслабились, веки сами сомкнулись. На сетчатке глаз всё ещё угасала картинка светлого пятна солнца, увиденного из-под мутной воды. Вырвавшиеся из открытого рта, пузыри мягко скользнули по шее, как бы погладив его на прощание. Вместе с остатками воздуха из организма ушла боль и озноб, стало легко и даже приятно.

Холодный ветер ударил пощёчиной в лицо. Изо рта и гортани выплеснулась вода. Мучительная рвота и кашель стали выкидывать из его тела заиленную воду. Вместе с воздухом в тело снова вернулась мучительная боль.

– Ну чего, сучёнок? Сбежать надумал? Херушки тебе! Сейчас мы тебя по-полной оприходуем.

Сильные руки потащили Кощея за волосы на берег. Огненная боль прожгла икру.

– Стой, – услышал Кощей сквозь огненную боль. – Ты ему сейчас ногу оторвёшь. Э, хохол, клешню мутанту отрежь.

Раздались пара громких выстрелов и всплески воды.

– Ты чего, дура, делаешь? Я же сказал отрезать. Пуля в воде энергию теряет. Ещё пленного покалечишь.

Его ногу задёргали, огненная боль уже стала далёкой и не страшной. Сейчас Кощей должен был потерять сознание, но ногу трясти перестали, боль стала меньше. В полубессознательном состоянии его перетащили на берег и бросили на молодую травку около больших чёрных колёс.

В зоне видимости приоткрытых глаз бросили тушу оборотня. Сквозь распахнутые челюсти была видна сквозная дырка в гортани морфа, через которую пробивался солнечный свет. Пуля крупного калибра вошла в открытую пасть Миши Тена и разнесла в мелкие осколки всю черепную коробку. Последнее что увидел Кощей это были добротные армейские ботинки пред его глазами.

На этом весь окружающий мир и все его ощущения погасли. Кощей провалился в непроглядную бесшумную темень.

Глава 8. На волю

Темнота. Вязкое, пронизывающее отсутствие света, такое же цельное и монолитное, как кусок графита. Ни единого лучика, ни малейшей искорки, только царящее непроглядная тьма. Не было даже невидимого инфракрасного света, и откуда ему взяться если нет тёплых предметов, которые могли бы его излучать. Наверное, также темно было во чреве египетских пирамид до тех пор, пока туда не проникли грабители или археологи. Хотя, по сути нет никакой разницы между первыми и вторыми. Нельзя беспокоить мёртвых. Как бы себя чувствовали те самые учёные-археологи, если к ним домой вдруг заявилась высохшая мумия и начала вытаскивать телевизоры, кофеварки и цветы с подоконников?

А чернота вокруг была именно мертвенная, гробовая. В такой темноте резко обостряются все чувства.

Пальцы скользят по шершавой бетонной поверхности. Под подушечками бегут рельефные русты, оставшиеся от деревянной опалубки, попадаются горизонтальные щербатые наплывы цемента. Монолитная бетонная колонна сечением метр на метр может запросто поспорить с титаническими мегалитами эпохи каменного века.

Пальцы продолжают свой путь уже вниз и соскакивают на неровный бетонный пол, засыпанный пылью и мусором. Микроскопические частички цементной пыли и песок перекатываются под подушечками пальцев, прилипая и оставляя сухие грязные пятна. Гладкие цилиндрики латунных гильз, мелкие камешки, осколки плитки, обрывок провода – всё это прокатывается под пальцами. Затем, рука натыкается на что-то податливое. Это человеческий труп. Пальцы скользят по мягкой рельефной поверхности. На покойнике остался толстый вязанный свитер или кофта с прихотливым выпуклым рисунком. Затем пальцы касаются корки слипшихся от крови волос. Подушечки повторяют контуры торчащих осколков черепа. Неровные костяные сколы слегка царапают кожу. Это упокоенный зомби.

А что ещё можно ощутить в этом мёртвом пространстве кроме темноты, твёрдого бетона, мусора и разлагающихся трупов?

Запах. А что запах? Дыши или не дыши, вокруг так и останется смрад разлагающихся тел и ацетоновая вонь новой не жизни, которая пришла в этот мир всерьёз и надолго.

Звук. Его нет. Вокруг раскинулось глухое безмолвие. Если не шевелиться, то тишина становилась давящей и ватной. Ты в ней тонешь как в морской бездне. Даже лёгкое бурление в кишечнике становилось заметным и выделяющимся на фоне отсутствия других звуков, оно становится навязчиво противным, и привлекает к себе внимание, потому что сознанию больше не за что зацепиться.